Игумения Палладия, в миру Анна Степановна, родилась 20 февраля 1812 года в семье помещиков Бельского уезда Смоленской губернии Стефана Фёдоровича и Елены Васильевны Юревич. Кроме Анны, в семье было ещё пятеро детей: сыновья Феодор и Нил и дочери Варвара, Александра и Любовь. Все дети получили хорошее домашнее образование. Дочери, кроме младшей Любови, скончавшейся в младенчестве, приняли монашество: Анна и Варвара (в постриге схимонахиня Виталия) — в Вознесенском Великолукском, а Александра (в монашестве Августа) — в Севском Троицком монастыре.
Анна Степановна 10 февраля 1830 года в семнадцатилетнем возрасте поступила в Вознесенский Великолукский монастырь, получив на это благословение от своего духовника иеромонаха Макария (Иванова), в будущем известного старца Оптиной пустыни. Как отмечали впоследствии её современники, Анна Степановна «рано познала, что все заманчивые и многообещающие радости временной жизни нашей скоропреходящи и изменчивы, что безусловное счастие здесь на земле невозможно; что возможное на земле счастие состоит в любви к ближнему, покое душевном, молитве и добрых делах <…> все мирские радости и блага не в состоянии удовлетворить возвышенного духа, если духовные очи, при содействии благодати Божией, открылись — и явилось уже сознание, что всё здесь лишь “суета и томление духа”…».
Начало иноческой жизни Анна Степановна полагала при игумении Калисфении (Ворониной). Игумения Калисфения сразу же обратила внимание на юную Анну Степановну, которую выделяло искреннее стремление к иноческой жизни, строгое следование советам старцев, начитанность в духовной литературе и примерная жизнь. 7 марта 1834 года Анна Степановна Юревич была определена в число послушниц Вознесенского монастыря, а 28 июля 1835 года облечена в рясофор.
Юная послушница испытывала многие трудности иноческого пути, о которых откровенно писала старцам. Прожив в обители около трёх лет, Анна Степановна допустила внутри себя мысль, что её уже оставили страсти, и сразу была уязвлена помыслами высокоумия. Укрепляя её в духовной брани, старцы Лев и Макарий писали: “Описанное ваше нерадение о жизни должно стараться исправлять и просить на сие помощи Божией, не надеяться на свои силы и на свой разум. Сколько могу понять, вы пришли в таковое охлаждение чрез высокое о себе мнение, что видно из того, что думали, будто вас страсти оставили. Господь же, милосердствуя о вас, да не впадёте в совершенную гордыню, попустил вам искушатися страстями, а вы возмалодушествовали, считая себя погибшею. И это знак тот, что вы и понятия не имеете о духовной жизни и книг отеческих не читали; когда бы читали, то увидели бы, что до смерти брань с ними сопряжена, и врачуется не столько нашим тщанием, сколько милосердием Божием и помощию Его; а паче когда терпим сии приражения, и смиряя себя, вменяем хуждше всех и припадаем ко Господу со смирением; тогда благодать Божия ниспосылает нам свою помощь <…> Смиритесь и получите свободу”.
Важнейшим средством духовной жизни старцы считали откровение помыслов, однако признавали, что в женских монастырях эта древняя традиция духовного делания тогда находилась в забвении: “…только соболезнуем, что спасительное установление откровения помыслов у вас находится не только в забвении, в пренебрежении, но даже и в посмеянии <…> Когда такой глад у вас окормления, то призвав в помощь Бога, сама испытуй писания отеческие, и в нужде открой сестре единодушной. Бог не лишит тебя пользы, только ищи со смирением, ибо без оного всё наше делание ничтожно и Богу не угодно”.
Если же не было никого, кому можно было бы открыть свои внутренние скорби, то необходимо “читать книги и окормлятися ими с призыванием Божией помощи”.
Некоторые смущались даже тем, что юная послушница обращалась за советами к оптинским старцам. Она писала об этом опасении в Оптину. “Ежели и откроет, не порок откроет, а то, что ты ищешь спасения, не доверяя своему разуму. Когда же сие тебе вменяется в вину и в строгое запрещение, то, видно, так Богу угодно за наше и твоё бесплодие в добродетели”.
Получив сообщение о предстоящем монашеском постриге, Анна Степановна стала сомневаться в возможности его принятия, считая себя нерадивой и недостойной, испытывая, по словам старцев, обычное “малодушие в скорбях пред пострижением”. Ободряя её, старцы писали о сущности монашеской жизни: “Вы напрасно сомневаетесь в принятии монашества и думаете, что как прежде жили без пользы, то и весь век так пройдёт. В чём же состоит успеяние нашего спасения, как вы полагаете? — В том ли, чтоб проходить большие подвиги и думать, что мы уже успели и находимся на пути спасения, и сим утешаться. Нет, успеяние нашего спасения состоит во смирении. Когда мы и делая блага, не полагаем во оном надежды спасения, но считаем себя землю и пепел <…> Читайте книги св. Отцев: Иоанна Лествичника, аввы Дорофея, св. Ефрема Сирина, также и прочих, в коих обрящете истинный и незаблудный путь спасения, в смирении обретающийся. А мнения о себе отвращайтесь, хотя бы и дарования какие ощутили, бойтесь принять их за истину, дабы не попасть в прелесть вражию…”.
27 ноября 1838 года, в возрасте двадцати шести лет, Анна Степановна была пострижена в мантию с именем Палладии. В этот день святая Церковь празднует память иконы Божией Матери “Знамение”, а также память преподобного Палладия Александрийского (VI–VII).
Основание монашеской жизни оптинские старцы советовали новопостриженной монахине полагать в боговдохновенных писаниях учителей Церкви. Именно при старце Макарии в Оптиной пустыни началась активная работа по изданию святоотеческой литературы. Издания Оптиной пустыни познакомили со святоотеческой традицией многих соотечественников, так как многие произведения были известны только в греческом оригинале или в многочисленных рукописных переводах на славянский язык.
Из писем, адресованных молодой монахине Палладии, видно, какое значение придавали оптинские старцы чтению святоотеческой литературы и как осторожно и внимательно вели свою ученицу по духовной лествице христианского совершенствования, советуя читать более деятельные книги: “…сами поучайтесь в учении святых Отцев, но более в деятельных, а не в умозрительных, и старайтесь сколько силы есть исполнять оные со смирением <…> Читайте св. Иоанна Лествичника, св. Ефрема Сирина, св. авву Дорофея; в Добротолюбии св. Марка Подвижника, св. Симеона Нового Богослова, Григория Синаита, но и то из них деятельные [главы], а не о молитве; св. Каллиста и Игнатия также деятельную часть. Петра Дамаскина, Иоанна Карпафийского, Диадоха, Никиты Стифата, Феодора Едесского и Нила Постника. Вникая в их учения, познавайте свою немощь, а не к людям обращайте, тогда не в чем будет возноситься, и нельзя подумать о своей жизни чего высокого, а равно и отчаиваться не можете, но в среднем чине будете проходить свою жизнь, памятуя, что пред Богом угоднее грешник с покаянием, нежели праведник с гордостью…”.
Важным условием монашеской жизни было послушание: “К м. игуменье старайся иметь любовь и почтение, молись за неё; ежели ж какой помысл неверия или хулы приникнет к твоему сердцу, отскочи от него, яко от блуда”.
Монахиня Палладия подробно писала старцам о своих внутренних скорбях, о чём мы можем судить по ответным письмам из Оптины, в которых содержались слова утешения и подкрепления: “…изъясняете о своих немощах, лености, нерадении и прочее, и что разве с понуждением только принимаетесь за правило и чтение духовных книг; находясь на поприще духовной брани, как же не иметь сопротивления и борьбы от врага? но в том и показуется или искушается наша вера и любовь к Богу, когда хотя с понуждением приступаем к делу; а видя Бог ваше понуждение, пошлёт и помощь Свою, так что и с покоем всё оное будете исполнять; но тогда уже будете знать, что не своею силою, но помощию Божиею творим <…> На чувственной брани хотя воины и ранены бывают; однако перевязав оные, паки в бой вступают, и за сие получают великие награды от Царя; так и на умной нашей брани Царь Небесный взирает на воинов Своих и видя их борющихся хотя и уязвление приемлющих, но не отступающих от подвига, посылает им Свою помощь и награждает духовными дарованиями достойных”.
Сначала мать Палладия жила единодушно с келейной сестрой М., однако позже что-то расстроилось в их отношениях. Чтобы разрешить возникшие недоумения, сначала старцы советовали “объясниться пооткровеннее с нею о сем, и ежели в чём находится с какой стороны вина, постараться оную исправить, и паки продолжать жизнь по Бозе”, ибо “ежели у вас нет никаких личных явных неприятностей, то для чего вам расходиться”. Однако недоразумение не было разрешено, и сестра М. перешла из кельи Палладии, отчего последняя скорбела: “Какие бы не были на сие причины, но, видно, так надобно быть, и вам по духовному разуму должно винить себя, но не смущаться, а успокоиваться; а смущение показывает какую-нибудь страсть. Желаем, чтобы тебя Господь утешил в сей скорби. По келейной работе можно взять к себе какую простую девушку, но с благословением м. игум<ении>”. Перейти же на жительство в келью к богатой монахине “нужды нет, это будет раболепство, и подвергнешься тьмы страстям”.
В дальнейшем келейная М. покинула монастырь, чего старцы не одобрили. “Выходящие теперь сёстры какой имеют предлог к переходу? Точно ли они здесь вредятся и в чём надеются там улучшить жизнь свою? <…> Ежели ж будет воля Божия и на твой переход, то Он и путь тебе покажет; однако ж, удерживай своё стремление, как выше сказали; куда пойдёшь? ведь монахиня, не везде ещё примут. Опять хотя и кажется хорошо по наружности; а после найдётся много неудобств и искушений, чего и не ожидала”.
Старцы советовали очень внимательно следить за каждым внутренним движением сердца. Как-то м. Палладия призналась, что тайно благотворит одной сестре. “Вы не хотите, чтобы знали о сём другие по многим причинам, дабы не скорбели на вас, не препятствовали, а другие чтобы не хвалили. Все сии предосторожности хороши. Но остерегайтесъ душевного лестца, дабы он не предстал к вам с умственным велехвалением вас и ублажением за доброе сие расположение. Представляйте себе, что без помощи Божией мы ничего сделать не можем…”.
За добрые дела монахиню Палладию часто хвалили окружающие, от чего могло возникнуть внутреннее превозношение и гордость. Именно от этого её предостерегали старцы: “Какую принесёт пользу тебе, что имя твоё у всех носится? тем паче погружай мысль свою в смирение, взирая на неисправность свою, и помни, что услаждающиеся славою и кроме худых дел лишатся мзды будущего воздаяния. Хотя бы ты и достойна была славы, но пред Богом приятнее грешник с покаянием и смирением, нежели праведник с гордостию”.
“Бранью монашеской” называли скуку и уныние. Занимаясь келейным рукоделием, советовали не оставлять молитвенного правила и чтения духовных книг, ибо “оные вам более поспешествуют; ежели ж что-либо оставите, то заменяйте раскаянием”. (Во время святок же чёточное правило можно оставить).
Главное — не быть в праздности: “Ты не знаешь, в чём время убить: служба короткая и время тянется очень долго; находишь только в работе своё удовольствие; лучше, нежели ходить из кельи в келью. Неоспоримо, что лучше работою заниматься, нежели таскаться по кельям; но и между работою можно употребить время на духовные упражнения: на чтение и на правило, оные и дополнят краткость службы с душевною пользою. Труды или работа весьма полезна, но когда делается беспристрастно, а когда за оною оставляем душеполезные занятия без нужды, то уже явно показывает страсть”.
Прочитав “Добротолюбие”, монахиня Палладия пришла в отчаяние, что проводит нерадивую жизнь, не согласную со святоотеческим учением. — “Надобно точно о сём соболезновать, но с раскаянием и смирением себя, а не малодушествовать и раскаяваться о том, зачем шла в монастырь. Надобно благодарить Бога, что извёл из тьмы во свет, что делать, ежели и не исправно, но не отчаявайся. А читать не преставай книги св. Отец хоть понемножку; видя свою неисправность, всё-таки зазришь себя; а не читавши, не будем себя зазирать и смиряться <…> А доколе не смиришься, не думай быть свободна от браней; в брани же случается победа и побеждение; а Бог зрит на наше произволение и намерение, а по оным получаем или помощь, или оставление”.
В 1841 году монахиня Палладия была назначена казначеей монастыря: “…поздравляем тебя со вступлением в новую должность казначеи. Мы знаем, что ты сего не искала, но приняла за послушание, то и пошлёт тебе Господь Свою помощь и всему научит, что тебе кажется дико, странно и незнакомо. Помни, что ты позвана не на честь и славу, но для общей пользы обители и спасающихся во оной сестр. Не возносися своим первенством над другими; но елико велика еси, толико смиряйся; по слову Писания <…> Проходя путь жизни сей, познавай и свою немощь и берегись строго судить немощи других. Бог силен их спасти. Однако ж сколько можно старайся по обители устраивать порядок хотя внешний, что от тебя зависит, а там пошлёт Бог помощь и ко внутреннему благоустроению”.
Новое послушание требовало много сил и времени, поэтому пришлось отказаться от некоторых прежних послушаний по обители. Монахиня Палладия исполняла клиросное и просфорное послушание и спрашивала совета, от какого послушания можно было бы отказаться. Старцы советовали за неимением времени отказаться от просфорного послушания, однако оставить клиросное как более деятельное и служащее примером для более внимательной церковной жизни.
Послушание казначеи изменило привычный уклад жизни м. Палладии и принесло ей немало скорбей. Из Оптины писали: “Вы скорбите, что чрез занятие по должности лишились своего уединения и замечаете себя во многом хуждше против прежнего устроения. Но вспомните, что в это проведённое вами уединённо время другая занимала сей пост и была как бы оградою для вас и для прочих в спокойном пребывании <…> Затрудняетесь в случающихся по должности недоуменностях: в сих случаях надобно прибегать с молитвою к Богу, Он силен даровать оному разрешение, в некоторых же случаях по молитве можно принять совет от какой-нибудь матери или сестры”.
Христианин, а особенно монах, по мысли оптинских старцев, должен быть воином: “О мати Палладия! Ты стоишь в воинстве духовном Христовом. Подвизайся терпением против восстающих на тебя скорбей и своих страстей. Как бы ты научилась терпению, когда бы не было скорбей, и какой бы венец получить могла? Духовная жизнь не в том только состоит, чтобы быть успокоеваемым от благодати и получать утешения, как ты некогда сего наслаждалась, но оно непрочно, не прошедши огня искушений; потому-то благодать, явивши себя, отступает и попускает нам быть ратованными, чтобы искусилось наше самолюбие, однако ж всё невидимою силою помогает. В духовной жизни Крест выше искушений; от них иногда приходят в высокоумие, а от оного, познав свою немощь, смирятся и получат помощь”.
С 26 апреля 1853 г. вследствие тяжёлой болезни игумении Калисфении казначея монастыря монахиня Палладия назначена управляющей монастырём. После смерти игумении 29 октября 1854 года определена временно исправляющей должность настоятельницы, а 31 июля 1855 года была утверждена в этой должности.
Все свои заботы новая игумения направила на благоустройство монастыря. При ней значительно упрочилось материальное состояние монастыря, были приобретены дополнительные земли, обновлены храмы, построены новые часовни.
Игумения Палладия радела не только о внешнем благолепии вверенного ей монастыря, но способствовала и внутреннему росту обители. С юности навыкнув во всём следовать советам оптинских старцев, она, будучи уже игуменией, также имела тесное общение с наставниками монашеского жительства. После смерти её первых наставников преподобных Льва (1841) и Макария (1860) игумения Палладия не прервала свою духовную связь с Оптиной пустынью. Она поступила под руководство отца Илариона (Пономарёва), который в течение двадцати с лишним лет был келейником старца Макария. Таким образом, соблюдалась преемственность старческого служения в Оптиной пустыни: ученик одного старца становился наставником для другого. Для духовных чад это имело огромное значение: по смерти одного старца духовное окормление продолжал его ученик, действовавший с ним в едином духе.
В письме к казначею Оптиной пустыни отцу Флавиану (Маленькову), сотаиннику старца Илариона, игумения Палладия вспоминала: “Привыкнув почти с самого вступления на поприще монашества пользоваться спасительными наставлениями богомудрых старцев Оптиной пустыни, старцев Леонида и Макария, я после кончины последнего считала себя совершенно осиротевшею <…> Не зная, куда преклонить свою голову, где найти себе укрепление в многотрудном послушании я решила прибегнуть за помощию к присному ученику батюшки отца Макария, отцу Илариону, и в этом великом старце Господь послал мне истинного руководителя и отца <…> Почти каждогодно посещала я святую обитель и всегда, бывало, едешь туда с растерзанной, истомлённой болезненными скорбями душой, нередко с твёрдым намерением скинуть с себя бремя начальства. А возвращаешься оттуда с обновлённым духом, готовая смирить себя под всемогущую десницу Всевышнего и нести крест свой, пока угодно будет Его святой воле. Многие из сестёр вверенной мне обители сопровождали меня в путешествии, имея ревностное желание принять благословение старца и услышать назидательное его слово на спасение души, и каждая легко достигала своей цели, получая утешение и укрепление в многотрудном иноческом пути”.
В Вознесенском Великолукском монастыре подвизались и другие чада оптинских старцев. Например, под руководством преподобных Макария и Илариона здесь начинала монашескую жизнь будущая игумения Тульского Успенского монастыря Макария (Болотникова). Сохранились свидетельства о том, что по благословению старцев их духовные чада занимались переписыванием святоотеческих рукописей.
Письма игумении Палладии к старцам — драгоценное свидетельство искренней преданности и многолетнего подвига послушания. В рукописном фонде Оптиной пустыни, хранящемся в Российской Государственной библиотеке, сохранилось несколько её писем к старцу Илариону; большинство из них написаны её письмоводительницей и духовной дочерью монахиней Людмилой, в будущем настоятельницей Вознесенского монастыря. Письма игумении обращены к старцу Илариону в период его предсмертной болезни и проникнуты заботой и состраданием: “Давно я не имела от Вас сведений и с нетерпением ожидаю Вашего письмеца. Каково-то состояние вашего здоровья, мой святейший Батюшка? Грустно и невыразимо тяжело знать, что вы не поправляетесь. Господь укрепляет Ваши душевные силы так, что Вы и страдая телесными недугами, бодрствуете духом, а мы-то, грешные и немощные, скорбим и унываем о Вашей болезни. Родной мой Батюшка! Какими бы счастливыми были мы, если бы здоровье Ваше возвратилось бы к вам! Но грехи наши, видно, превысили милосердие Божие, за то Провидение и карает нас Вашими недугами. Ах! Отец наш родной, не покидайте нас, по крайней мере, своими святыми молитвами, которые теперь особенно сильны и могущественны пред Царём Небесным! Вздохните о нас, бедствующих и потопляемых грехами. Я твёрдо верую, что один вздох Ваш будет услышан и преклонит на милосердие Небесного Владыку…”.
Ежедневные напряжённые труды по управлению обителью сломили здоровье игумении Палладии. В ночь на 5 декабря 1890 года игумения почувствовала себя дурно, её постиг лёгкий паралич правой стороны. Восьмидесятилетняя старица просила, чтобы поспешили с совершением таинств покаяния, святого причащения и елеосвящения. Почувствовав после этого некоторое облегчение, она просила у преосвященного Гермогена епископа Псковского благословение на постриг в схиму для того, чтобы, устранившись от забот по управлению монастырём, приготовиться к переходу в вечность. По получении архипастырского разрешения, 7 декабря 1890 года, игумения Палладия облеклась в схиму. Она ещё несколько лет прожила в обители, всячески поддерживая и наставляя свою преемницу и близкую ученицу игумению Людмилу.
В августе 1893 года схимонахиня Палладия вновь с терпением и кротостию перенесла тяжкую болезнь — воспаление лёгких. Водянка как осложнение болезни сердца, одышка, приливы крови к голове лишали иногда болящую старицу возможности перейти в храм из кельи к богослужению, и тогда она исповедовалась и приобщалась дома, неукоснительно вычитывая как келейные, так и положенные за богослужениями правила.
20 февраля 1894 года по случаю дня своего рождения и кончины родной сестры своей схимонахини Виталии болящая упросила близких служивших ей сестёр отвести её в церковь к ранней обедни. Это был её последний выход в храм Божий.
На следующий день игумения Людмила по желанию болящей читала ей сочинение священника Димитрия Булгаковского “О явлении умерших из загробного мира”. В начале 12-го часа, попрощавшись и получив благословение старицы, все окружающие разошлись по своим кельям, а болящая старица, заснув не более двух часов, опять поднялась для обыкновенного славословия Господа. Окончив молитвы около 5 часов утра, она захотела лечь, но заснуть уже не могла, почувствовав сильный озноб и дурноту. Желая согреться, она попросила чаю, и когда подан был самовар, она вышла в столовую и выпила полчашки чая. В 10 часов утра пришёл духовник, она исповедовалась, находясь в полном сознании, но как бы в дремоте. В половине 11-го часа старица Палладия опять попросила пить. Взяла в руки стакан воды, перекрестилась и выпила глоток, а с ним и чашу смерти… так тихо и покойно, что окружающие сёстры едва поверили, что это смерть.
Вся монашеская жизнь м. Палладии прошла в одной обители. Внешняя её деятельность была заметна и по достоинству оценена духовным начальством и окружающими. Внутренняя жизнь совершалась прикровенно, ведомая только Господу и великим её духовным наставникам, преподобным оптинским старцам, под руководством которых она проходила нелёгкое поприще иноческого пути.
25 февраля 1894 года при участии всего монастырского и городского духовенства было совершено погребение почившей схиигумении. После кончины своей духовной наставницы игумения Людмила заказала о ней в Оптиной пустыни вечное поминовение. Игумения была похоронена возле входа в монастырский храм, с левой стороны. Позже надгробная плита была перенесена на кладбище при Казанской церкви.
